Порой мы слышим о том, что красота — это единствен­ная сила, способная покорять пространство и время, вдох­новляя музыкантов, художников и поэтов; что никто не может устоять перед ее загадочным притяжением. Вслед за Ф. Достоевским произносим мы: «Красота спасет мир». Так сделать ли нам красоту всеобщей истинной религией?  Но стоит поразмыслить, и мы приходим к убеждению, что подобная религия невозможна. Как раз-таки по той простой причине, что представления о красоте менялись не только по эпохам, но и странам и континентам.

Когда мы, пораженные увиденным, восклицаем: «Красота!», мы чаще всего подразумеваем: «Великолепно!». Но как отреа­гирует на то же зрелище австралийский абориген, китаец, африканец или американский индеец? Как бы отреагиро­вали наши собственные предки? Ведь когда мы включаем магнитофонную кассету с современными молодежными пес­нями, то слышим из уст своих бабушек и дедушек при­мерно следующее: «Тьфу! Чертовщина какая-то!»  И это реакция людей, с которыми нас разделяет всего лишь одно поколение — наших родителей. Что же тогда говорить о представлениях о красоте, которые существо­вали в разные эпохи?  Например, на заре цивилизации смысл красоты состоял в гармоничном сожительстве человека и природы. Древний человек еще не превратился в воинственного покорителя. Он жил естественной жизнью в естественной среде обита­ния и в этом, как мне кажется, видел красоту.  Существовало ли в те времена представление о жен­ской красоте? Если да, то культ женской красоты заключался в способности женщины соответствовать пло­дородной земле. Об этом говорят и тучные формы древних женщин на наскальных рисунках, и статуэтки с их изоб­ражением.  Представления о совершенной красоте, которая близка даже нашему времени, возникают в античности. Гармо­ния, пропорции, правильные линии мужских и женских силуэтов. Но все это красота, воспринимаемая зрительно. Мне же куда более совершенной представляется красота, запечатленная в слове. Она не может оставить равнодуш­ным, не может не поразить мысль и воображение. Я имею в виду певца Гомера, который в своей бессмертной «Илиа­де» дает, на мой взгляд, гениальное описание женской красоты Елены Прекрасной. Он не говорит, какого роста была Елена, какие у нее были волосы, глаза, губы, улыб­ка или что-то еще. Гомер устами мудрых старцев говорит, что это была красота, достойная изнурительной десяти­летней войны.  Идеал красоты, близкий античному, возникает в эпоху Возрождения. В это время в мужчине и женщине снова начинают ценить цветущую силу, которая воспринимается важнейшей предпосылкой творческой мощи. Совершенная красота эпохи Возрождения предполагала категорическое устранение из мужского образа женственности, а из жен­ского образа — мужественности. Мужчина считался кра­сивым, если в нем были развиты признаки, которые ха­рактеризовали его половую активность: сила и энергия.  Совершенную красоту имели те женщины, которые об­ладали данными, необходимыми для выполнения роли ма­теринства. В противоположность Средневековью, предпо­читавшему женщину с узкими бедрами и стройной талией, в женщине стали ценить широкие бедра, крепкую талию, толстые ягодицы и пышную грудь.