Подобно Тютчеву, Фет нарушает традиционную условность метафорического языка. У Пушкина, например, горный Терек «играет и воет, как зверь молодой»: природный ряд поэт отделяет от душевного, подчёркивая условность сопоставления — «как зверь молодой». У Фета же «цветы глядят с тоской влюблённой», «звёзды молятся», «грезит пруд» и «дремлет тополь сонный». Всякие средостения между человеком и природой устранены, и в «Сентябрьской розе», например, речь идёт о розе и о женщине одновременно:

За вздохом утренним мороза, Румянец уст приотворя. Как странно улыбнулась роза В день быстролётный сентября!

Воистину, у Фета «воздух, свет и думы заодно»: его поэтическое чувство проникает за грани конечных вещей и явлений, в запредельную тайну мироздания. Он ощущает дыхание Творца, Душу мира, объединяющую в целостный организм далеко отстоящие друг от друга предметы и явления:

Я пришёл к тебе с приветом,

Рассказать, что солнце встало.

Что оно горячим светом

По листам затрепетало;

Рассказать, что лес проснулся,

Весь проснулся, веткой каждой,

Каждой птицей встрепенулся

И весенней полон жаждой;

Рассказать, что с той же страстью,

Как вчера, пришёл я снова.

Что душа всё так же счастью

И тебе служить готова...

Листья, ветви, птицы в этих стихах — органы живого, пробудившегося от зимней спячки леса. Но и полный аесенней жажды лес, и полная любовной страсти душа —органы лучезарного солнца, пронизавшего мироздание своими животворными лучами. Весь мир, схваченный Фетом в прекрасных мгновениях, купается в лучах Божьей славы, вся Вселенная живёт и дышит божественной энергией Творца.